Динека Вячеслав Александрович родился 1 января 1953 года в Ташкенте. Как сын офицера, по долгу службы менявшего места проживания, с детства вместе родителями много ездил по Советскому Союзу и даже за его пределами. Жил с семьёй и в Азербайджане, и в Грузии, и в ГДР.

Стихи пишет с детства, но кочевая гарнизонная жизнь долго мешала серьёзному занятию литературой. После школы поступил в Тбилисское Артиллерийское училище, служил на различных командных должностях в Армении, в Германии, в Краснодаре. В запасе с 1993 года. Награждён орденом «За службу Родине».

Публиковаться начал в 1996 году. Автор четырёх поэтических сборников. Победитель конкурса имени Шолохова «Лазоревая степь» в номинации «Поэзия». Лауреат премии губернатора Краснодарского края им. Епистимии Степановой. Лауреат Всероссийского конкурса «О казаках замолвим слово», лауреат Международной премии им. В. И. Нарбута «Пять хлебов»

Долгое время был членом правления Краснодарского регионального отделения Союза писателей России, руководителем краевого литературного объединения «Верность»,  руководителем краевых семинаров молодых писателей Кубани, членом жюри Всероссийского фестиваля-конкурса «Поэзия русского слова» (Анапа).

Член Союза писателей России с 2004 года. Жил в Краснодаре. В.А.Динека умер весной 2021 года… Светлая ему память.

И ещё раз о Лёньке

Рассказ

 

О службе в Германии много есть чего вспомнить. А эту историю рассказал Пашка Даниленко, мой начальник разведки.

Стояли мы тогда в Ютербоге, на самой границе полигона, далеко от штаба дивизии, который находился в Крампнице, на окраине Потсдама. Неподалёку от Крампница, в Олимпишесдорфе находились многие части дивизии, а главное – большинство служб по техническому обслуживанию техники. Вот из Олимпишесдорфа и гнал Пашка после планового ремонта контрольно-проверочную машину противотанковых ракет (КПМ). Машина эта тяжеленная, четырнадцать тонн, на базе древнего автомобиля ЗиЛ-157, похожего на внезапно ожившего доисторического ящера. Двигаться она могла со скоростью, не превышающей шестидесяти километров в час – это по прекрасным германским дорогам. А по полигону она передвигалась потихоньку, пьяно покачиваясь с боку на бок на малейших неровностях из-за высоченного тяжёлого КУНГа. За рулём сидел бравый рядовой Лёня Плюхин, на всю дивизию прославленный своей уникальной способностью «влипать» во всевозможные и невозможные приключения, сохраняя при этом хмурую бодрость безвинного существа. Дозаправиться Лёня, конечно, забыл, а потому лицо его хранило особенно невинное и мечтательное выражение.

На подъезде к Ютербогу шоссе идёт вдоль протянувшейся справа железной дороги, а слева тянутся заборы бесконечных военных складов Альтес-Лагеря. Примерно посредине этих складских пространств дорогу пересекают рельсы железнодорожной ветки, протянутой от разгрузочной площадки через асфальт шоссе в глубину складских дебрей. Тут же есть и съезд на просёлочную дорогу, ведущую сквозь склады к полигону. По этой дороге путь до нашей части вдвое короче, потому ею мы всегда и пользуемся, что позволяет не только сократить путь, но и избежать встреч с придирчивы- ми постами военной автоинспекции. У этого маршрута есть лишь один недостаток – огромная глубокая лужа сразу при съезде с шоссе, метров двести в диаметре, называемая отчего-то Морем Лаптевых, хотя происхождение этого названия не установлено. Для военной техники лужа эта серьёзным препятствием не является, однако, учитывая свеженькую краску на только что отремонтированной машине, Пашка предпочёл бы длинный вариант пути по асфальту, но, как назло, шоссе было временно перекрыто. Там, где асфальт пересекают рельсы, работали немцы, человек пять, в оранжевых касках и такого же цвета жилетах, перегородив дорогу металлической решёткой. Они дружно стали выставлять ладони с растопыренными пальцами, крича: «Warte, warte! Halten Sie sich für fünf Minuten!» – пять минут, мол, погоди. Паша, как истинный русский, в заверения о пяти минутах не поверил, а потому, вздохнув, скомандовал: «Давай, Лёня, через море». И, тяжело переваливаясь на неровностях, прославленная русская машина вступила в Море Лаптевых, и даже проехала метров тридцать, перед тем как заглохнуть в самом глубоком месте.

— Не понял, в чём дело? – удивился Паша Даниленко и тут встретился с безмятежно-безвинным взглядом Лёни Плюхина.

— Да просто бензин, наверное… Или с баком что-то, – сказал Лёня таким тоном, каким говорят: «Подумаешь, делов-то!»

— Убью, студент, – сказал Паша искренне. – А в дополнительном баке?

Тут надо сказать, что все военные автомобили в Советских войсках в Германии оборудовались дополнительными баками для повышения запаса хода. Был такой, шестидесятипятилитровый и на ЗиЛ-157.

— Да вроде есть… кажется, – пожал плечами Лёня.

— Убью, студент! – сказал Паша ещё более искренне.

— Да не дотянусь я, – возмутился Лёня Плюхин. – Что, в воду лезть, что ли?

Тут Лёня внимательней пригляделся к Пашкиному лицу и, вздохнув, бурча что-то под нос, вылез из кабины и попытался с подножки дотянуться до крана переключения бензобаков. После старательного освоения нескольких гимнастических поз он, наконец, потерял равновесие и свалился в воду, которая доходила до колена. Чертыхаясь, открыл бак, заглянул, хотя знал, что он пуст.

Закрыл. Ворча, переключил кран подачи бензина и тут замер, услышав дружное немецкое ржанье.

Посмотрел мрачно в сторону веселящихся немецких рабочих, которые от души потешались над незадачливыми русскими вояками, жестикулируя и демонстративно приседая от хохота, держась за животы. «Рус фанер! – кричали они. – Субмарин! Буль-буль!» И ещё много всякого.

И до того обидно стало Лёньке, что он ещё с полминуты не мог двигаться, глядя угрюмо на кривляющихся рабочих. Потом, вальяжный и неторопливый, сделав равнодушное лицо, насвистывая что-то вроде мелодии, достал из бокового инструментального ящика старое мятое ведро, открыл пустой бензобак, зачерпнув из лужи, влил два ведра воды и закрыл крышку. Закинул ведро в ящик, открыл боковую крышку капота, подкачал бензин из дополнительного бака, спиной ощущая тяжесть воцарившейся мёртвой тишины. Лениво повернулся, сделал немцам ручкой. Те стояли неподвижно с приоткрытыми ртами. А Лёня медленно поднялся на подножку, лениво очистил об неё подошвы сапог, сел в кабину. Машина завелась с пол-оборота.

Уже выехав из Моря Лаптевых, сворачивая за здания складов, Лёня с Пашкой дружно глянули на оставшихся далеко позади рабочих. Те так и стояли, остолбеневшие, сражённые, видимо, до конца своих дней, удивительными боевыми качествами советской военной техники.

 

Отрывок из драмы «Эдит»

 

ЭДИТ:

(Чуть смущённо, скрывая радость)

Зачем цветы? Ведь я не примадонна! Идите же… Садитесь же скорее

Вот здесь… Нет – там… Нет, ближе… Нет, на пуфик! Садитесь же! Какой же вы неловкий!..

Вы знаете, наверное, уже

(Мне кажется – весь мир об этом знает!)

Что этот драгоценный, бесподобный,

Великий, несравненный человек

Готовит для меня большую радость…

О, этот милый, милый доктор Кондор!

Признайте же, Антон, какой он славный!

Какие, право, славные вы все –

И вы, и папа… даже старый Йозеф –

Заботливый и милый старичок!

Я знала, знала! Стоит только взяться

Всерьёз за дело, и болезнь отступит!

Теперь я снова мужества полна,

А ведь недавно… Знаете, бывало,

Что я совсем утрачивала веру…

Чего греха таить – ведь я пыталась…

Но только неудачно, слава Богу…

Я часто время провожу на башне –

Здесь хорошо, здесь дышится, как в небе…

Как в небе птице…

Эти облака

Разыгрывают целые спектакли,

Истории грустны, или смешны,

Но всякий раз они неповторимы…

Видения обманчивы, мгновенны,

Так облака меняют облик быстро,

Что мне порою и смешно, и страшно –

И в небе ложь! На облако взгляните –

Какой-то странный призрак существа!

Вот он король… а вот – какой-то скот,

Осёл нескладный с длинными ушами…

А может – мул?.. Да нет, конечно – заяц!

А в жизни, полагаете, не так?

Король никак не может быть ослом?

Осёл не станет превращаться в зайца?

Молчите?..

 

АНТОН:

Да. Мне вас приятно слушать.

И наблюдать все эти перепады –

Ведь измененья ваших настроений

Причудливее этих облаков…

 

ЭДИТ:

Да, может быть… Вы знаете, Антон,

Бывало, я уже решала твёрдо:

Так жить нельзя! Ведь ни одной минуты

Нельзя побыть с собой наедине!

Самой и шагу невозможно сделать,

Не обойтись без помощи других!

И мне казалось – все кругом шпионят,

Подглядывают, тайно надзирают…

Как страшно сознавать, что всем ты в тягость,

Что ты людскую мучишь доброту,

Не в силах отплатить добром за это!

(Антон берёт её руку в свою, гладит)

Так жить нельзя! Пора, пора, пора!..

Мне жизнь нужна, чтоб жить! Зачем мне каждый

Ничтожный, жалкий признак улучшенья,

Все эти «положительные сдвиги»,

Когда я с ними остаюсь калекой!

Мне надо жить! Мне надо быть здоровой!

Совсем здоровой – и никак иначе!..

Вы плачете?

 

АНТОН:

Ну что вы! Я не плачу…

Я… Просто я хотел бы вам сказать…

Что… Я вам друг! И что бы ни случилось,

Я… навсегда… останусь… Это правда!

 

ЭДИТ:

Какой вы славный! Но теперь, я знаю,

Всё будет хорошо! Долой печали!..

 

АНТОН:

Ну, слава Богу!

 

ЭДИТ:

(неуверенно)

Но ещё… Но всё же…

Мне хочется, чтоб Вы об этом знали…

Теперь уж можно – горе позади…

 

АНТОН:

Я слушаю…

ЭДИТ:

Скажу… Давно и твёрдо

Я это дело для себя решила… (горячо)

Когда иссякнет всякая надежда

На полное моё выздоровленье…

Когда я стану ВЕЧНОЮ обузой

Для близких, для родных, для всех на свете…

АНТОН:

Ну, что вы, что вы…

ЭДИТ:

Не перебивайте…

Я доскажу… Когда ничто на свете

Не сможет утвердить меня в надежде…

В надежде – просто жить и быть счастливой…

Тогда я так… Сюда подъеду в кресле,

Возьмусь двумя руками за перила,

И…

Знаете, с тех пор, как я болею,

В моих руках чудовищнее сила

День ото дня… Идите-ка сюда,

Потрогайте… Вот мускулы какие.

Чем хлипче ноги, тем сильнее руки –

Мне и самой порою жутковато

От этих рук… Но им достанет силы

Подбросить вверх моё больное тело,

И – полечу!..

Не верите? Смотрите!..

 

СТИХИ

Пыль веков

 

Пронзая живительный воздух

Со скоростью в тысячи миль,

Сгорев, превращаются звезды

В земную, обычную пыль.

 

В лесах и долинах широких,

На зелени горных террас

Осколки созвездий далёких

Лежат под ногами у нас.

 

Так было, так есть и так будет,

Что пылью прошедших веков

По сроку ложатся и люди

Под тяжесть чужих каблуков.

 

И сам я вовеки пребуду,

Подобно упавшей звезде,

Куда ни посмотришь – повсюду,

Куда ни заглянешь – везде…

 

* * *

 

Были лозунги фальшивы,

И пристрастие к парадам,

Было всё: и в шахтах взрывы,

И пшеницу било градом.

 

Может, жили не богаче

В прошлом времени, в советском,

Только… Было всё иначе

В мирном поле под Донецком:

 

Здесь, во славу хлеборода,

Дети хлопали в ладошки,

Здесь водились хороводы

Под нетрезвые гармошки

 

С чародеями-жнецами

И с кудесницами дойки,

Здесь звенели бубенцами

Принаряженные тройки.

 

А теперь в пустынном поле

Где ковыль полёг и выцвел,

Вместе с громким криком боли

Раздаётся гулкий выстрел,

 

И вспорхнувшие вороны

Долго кружат над лощиной,

Где, стихая, гаснут стоны

С песней пиршества звериной.

 

И бездомные собаки

В жуткой мгле ночного часа

Добывают в дикой драке

Человеческое мясо,

 

И кровавые тупицы

С пьяной радостью на лицах

«Градом» бьют не по пшенице,

А по школам и больницам.

 

Кровь, и залпы из орудий –

Видел я в рисунке детском…

Видно, скучно жили люди

В прошлом времени, в советском.

 

Вопросы

 

Когда в траву ложились росы

И отражали лунный свет,

Я задавал свои вопросы

И получал на них ответ.

 

Глупец, в лесной блуждая чаще,

Я говорил: «Скажи мне, Лес:

Неоспоримый, настоящий

Христос воистину воскрес?

 

Живёт ли вправду между нами

Из года в год, из века в век,

Хотя б один под небесами

Святой, безгрешный человек,

 

Кто сердцем чист, душою светел,

Над кем Добра сияет свет?»

И Лес, нахмурившись, ответил:

Такого нет,

Такого – нет!

 

И я решил спросить у моря:

«Скажи, Солёная Вода,

Ты знаешь радость, знаешь горе,

Леса, пустыни, города…

 

На берегу какой лагуны

И под какою широтой

Живёт Спаситель – сердцем юный,

Но многомудрый и святой,

 

Кто грешных нас вести достоин

 

В труды,

В сражения,

В игру,

Кто на войне – бесстрашный воин

И муж достойный – на пиру,

Чей светлый ум терзают думы

О нас, о всех до одного?..»

Но Море вздыбилось угрюмо

И не сказало ничего…

 

Тогда я к небу обратился:

«Скажи, Небесный Океан,

Хоть где-нибудь уже родился

Тот, кто в пример нам будет дан?

Кто принесёт благие вести,

Кто всё постигнет, всех поймёт,

Кто подлых нас научит чести

И нас к спасенью поведёт

Хоть на одной из миллиона

В тебя вместившихся планет?!»

И Небо взвыло хриплым стоном:

Такого нет,

Такого – нет!

 

Я стал искать совета Друга:

«Скажи, товарищ юных лет…»

Но он прервал меня с испугом:

Такого нет,

Такого нет…

И я пошёл своей дорогой –

Дорогой странника во мгле,

Такой же серой и убогой,

Как все дороги на земле…

 

Творчество

 

Все связи мира разорвав,

Как звери в хищном торжестве,

Кружась, сгущаются слова

В моей несчастной голове…

 

Когда сгущаются слова,

Не проклинай мой злобный нрав!

Хоть ты права, права, права!

А я – не прав.

 

Но нет меня среди живых!

Но нет меня среди людей!

Я весь – в плену пространств иных,

Я весь в когтях чужих страстей!

 

Владыка мрака и огня,

Создатель Солнца и планет –

В сей час – товарищ для меня,

Но с ним у нас согласья нет!

 

Я совладелец грозных сил

Создатель замыслов и слов,

Я – созидание светил,

И разрушение миров,

 

Хозяин жизней и смертей,

В небесном бьющийся костре…

Не прикасайся же к моей

Инопланетной кожуре!

 

Оставь меня! Я гибну? – Пусть!

Не тронь меня в моей борьбе,

И я – вернусь, вернусь, вернусь

К тебе, к тебе, к тебе…

К тебе.

 

 

Основные издания:

Надежды боль: стихи – Краснодар, 2000.

Сквозь темноту: стихи – Краснодар – Таганрог, 2010.

Эдит: драма – Краснодар, 2015.

Скоро мы расстанемся с тобою…; Пыль веков: стихи/ В.А.Динека

//http://www.tigrenok.ws/2008/06/03/pyl-vekov.

Интернет-ресурсы:

http://stihi.ru/2015/09/06/3536 http://rospisatel.ru/dineka.htm